ВАШ ДЕНЬ НАСТАЛ, ТЮХИНЦЫ!

     Баржа потребкооперации, прибывшая под загрузку картофелем, стояла в протоке подле глухой старообрядческой деревни. По палубе, помахивая квачем, бродил матрос с опухшим лицом. Из деревни к судну подошли двое мужиков. Они окликнули матроса с берега: «Эй, мил человек! Говорят, сам председатель Воротничков у вас. Правда это?». Матрос важно посмотрел на парламентёров и не спеша ответствовал: «Правда. Сам здесь. В каюте чичас находится. Устал. Отдыхает». Из каюты доносился хмельной гомон. «А нельзя ли, стало, поговорить с ним? Ты поди, скажи: дескать, прибыли из Тюхино, обсудить хотят об картошке». Матрос с недовольным видом проследовал вдоль лееров и, открыв дверь каюты, обратился к кому-то: «Палыч, там к тебе кержаки припёрлись, просят для разговору». «Много их? - вопросил начальственный голос, - Скажи: пусть созовут всех – я буду говорить!».

     Председатель кооператива Глеб Павлович Воротничков томился на борту вторые сутки. Встречная торговля продвигалась вяло, и присутствие начальства никак не влияло на её ход. От скуки шеф пил водку со своим замом и капитаном судна. Спустя получасье у баржи скопился народ. Люди стояли, потихоньку меж собой переговариваясь. Глеб Павлович поправил у зеркала жёлтый галстук, опрокинул налитую стопку и сказал: «Пора!». Походкой, какой выходят на подмостки эстрадные певцы, он прошагал по дощатым крышкам трюмов, триумфально взобрался на бак. Заместитель занял место по правую руку. Стоящие снизу затаили дыхание…

      «Граждане скотоводы! - обратился Воротничков к толпе, - Жители славного Тюхино! Рад поздравить вас с наступлением новой, славной эпохи рынка – свободы торговли, торжества частной собственности и прочих демократических ценностей. Минули мрачные времена доносов и слежек, бесчинства ОБХС и ОБХСС. Сегодня время настоящих, крепких хозяев. Нет больше «спекулянтов» и «расхитителей», а есть коммерсанты, бизнесмены. Возрождается предпринимательство, а значит, необходимы новые, смелые подходы. Надо отбросить никчемные запреты и ограничения, мешающие делу. В бизнесе ничто не предосудительно. И не надо бояться капитализма. Капитализм вполне бывает цивилизованным, гуманным, народным…  Вот увидите. Он придёт и в вашу отсталую деревню. Всюду заасфальтируют улицы и разобьют фонтаны. Ваши дети станут букмекерами, дистрибьюторами и мерчендайзерами. Пока что, конечно, идёт переходный процесс: сами понимаете - у страны ужасное прошлое…. Но завтра всё будет по-другому! Уже сегодня всё по-другому. 

      В этих условиях считаю долгом всесторонне способствовать фермеру, так сказать, - созидателю общественных благ и сельхозпродуктов, - всемерно помогать и поощрять. Мы – скромные труженики сферы торговли - существуем исключительно благодаря вашему труду. Поэтому своей первоочередной задачей кооперация считает обеспечение поречан товарами первой необходимости, ибо вы есть главные производители и заслуживаете этой чести. К закупочной цене будет производиться доплата специальными чеками-купонами, дающими право свободно приобретать за рубли различные дефицитные товары. Сегодня в ваших руках судьба рыночных преобразований. Ныне вы главные их действующие лица. История ждёт своих вершителей! Ваш день настал, тюхинцы!..».  Тюхинцы преданно глядели на оратора. Появление в их узкой протоке корабля с самим председателем кооператива на борту было событием равным по значимости чудесному сплаву старца Антония Римлянина по реке Волхов.

     «Каковы будут ваши просьбы? - поинтересовался оратор, - Конечно, всех запросов потребкооперация удовлетворить не может, пока. Но всё что в силах – мы исполнить готовы». Толпа чуть зашумела, осторожно выдвигая претензии на предмет неважного обеспечения товарами. Вперёд вышел рябой мужик, пояснив, что семья, дескать, немалая, требуется стиральная машина, а в продаже её нет. Глеб Палыч негодующе повернулся в сторону зама и устремил в него испепеляющий взор. «Я не понял, Виктор Степанович…, - сказал он тоном, обрекающим Виктора Степановича на порицание толпой. - Это почему же вы до сих пор не обеспечили наших сдатчиков стиральными машинами? Вы что же полагаете, что эти самые люди, дающие обществу шерсть и молоко, недостойны иметь в обиходе пресловутой стиральной машины? Где материальные стимулы, я вас спрашиваю?! Почему пайщики потребкооперации должны стирать в корыте?!!..». При этом Глеб Палыч демонстративно топнул ножкой по якорной цепи. Зам не ожидал такого поворота событий. Он часто заморгал и пролопотал, оправдываясь: «Так ведь, Палыч, сам знаешь – нету ведь никаких машин…». «Молчать! - рявкнул шеф, - Ничего не хочу знать: доставь и обеспечь людей товарами повышенного спроса! Так, - обратился он к толпе, - кому ещё нужны машинки – говорите по очереди.  Всем желающим, естественно, дать не смогу, но шесть штук – обязательно. Так что смело сдавайте сельхозпродукцию, а товары прибудут уже следующим судном». Стоявшие наперебой стали выкрикивать имена, и в список были внесены все, без исключения. «Очень тебя прошу, Степаныч, - нарочно громко говорил председатель бедному заму, - привези людям, что причитается, - они этого заслужили!».

      Воротничков уходил с бака под одобрительные возгласы расчувствовавшихся тюхинцев. «Вот это человек! - говорили в толпе. - Эх, таких бы побольше!...». Зам семенил рядом с шефом. «Шесть, конечно, я не дам, - вполголоса на ходу сообщил патрон,  – машинок самим не хватает, но четыре – обязательно».

      До поздних сумерек к барже подходили благодарные тюхинцы, поднося дары для высокого начальника. Опухший матрос, совмещавший на судне обязанности ночного сторожа, покрикивал на приходящих: «Ну куда вы прётесь?! Не видите: помыто. Обтряхайте ноги внизу…». Он принимал у староверов берестяные короба с орехами и ягодой, бочата со стерлядью, нельмой, сигами, уносил их на крышу рубки, где складывал в особый ящик.

      Чуя грядущие осложнения со сдатчиками, зам по возвращении в райцентр принёс Воротничкову заявку на четыре стиральные машины. Тот был не в настроении. Охватив голову, он созерцал сквозь пальцы заваленный бумагами шкаф. «Что там ещё у тебя?», - раздражённо спросил шеф. «Какие четыре машинки? Откуда?! Ты же знаешь обстановку. Нет. Могу дать только две». Глеб Палыч взял со стола модный «паркер» и на заявке начертал кладовщику: «Выдать одну. Воротничков».

      Спустя неделю баржа вновь прибыла к староверам. Сыпал первый, крупный снег. Навигация близилась к концу. На берегу стояли возмущенные тюхинцы и кричали на зама: «Ты чё привёз, брюшина коровья? Тебе же ясно сказали: шесть машинок!»...

Сергей Аносов

1992 г.