Новостной портал Туруханского района

ГОЛОС ПОРЕЧАН 

Новеллы

18:00 Дымка

В отдалённых северных посёлках, где в свое время располагались поисковые экспедиции, ещё наличествует своеобразный контингент – бывшие сезонные рабочие геологических партий. То, как правило, пожилые мужчины, проведшие жизнь в полях и поэтому не обзаведшиеся ни добротным домом, ни семьёй. Теперь эти холостяки абы как доживали век в сопрелых засыпушках, имея незавидному своему существованию то лишь оправдание, что отдали бурные молодые годы развитию геологии. Одним из таких ветеранов поля по праву считался Борис Савельич Шумкин – сухощавый, седой мужчина, бессменно носивший выцветшую «энцефалитную» куртку и сапоги-бахилы. Балок Савельича располагался у забора заброшенной пилорамы, а состоял из одной лишь комнаты с двумя махонькими оконцами. Прежде строение это использовалось как вагончик взрывников, хотя с угасанием экспедиции в нём, бывало даже, ютилась контора. Бесконечно менявшиеся хозяева жилья так часто перестраивали его и перекрашивали, что распознать первоначальный облик обиталища Шумкина уже не представлялось возможным. Мне случилось быть знакомым с Борисом Савельичем, поскольку уважал он ловлю хариуса и на реке считался незаменимым компаньоном. Находясь на заслуженной пенсии, Савельич большей частью отдыхал в своём балочке, но вечерами нередко доводилось встречать его прохаживающимся вдоль деревенских изб, жильцы которых также превосходно были ему знакомы. Путь его обыкновенно пролегал до винной лавки, куда кроме пенсии относил старик и всякую копейку, вырученную от рыбалки. Так на склоне лет протекала его жизнь, что не обещала никаких перемен. Как-то, возвращаясь домой, Шумкин увидел на заборе жалобно пищащего котёнка, очевидно брошенного хозяевами на произвол судьбы. Савельич, не долго думая, взял дрожащий комочек на руки и понёс к себе. Поступок старого полевика не мог быть обусловлен жалостью, свойственной чувствительным натурам. Попросту, по обычаям сиих мест, всякая кошка или собака – находили полезное применение в быту, потому по праву жили рядом с человеком той же что и он, грубой, незатейливой жизнью, радуясь солнышку и вольному духу сибирской тайги. Найдёна оказалась хорошенькой кошечкой с недавно прорезавшимися ярко-жёлтыми глазами. Окрас её шерстки полностью составлял пепельный цвет, и лишь концы лапок пребывали белыми. Согласно окрасу и стала названа она «Дымкою». Своим чередом пришло в эти края весеннее тепло. В безлистных ещё, берёзовых рощах запели горихвостки. На небольшом своём огородике Савельич затеял посадку редиски и лука. Дымка скакала поблизости меж кустов малины, увлечённо гоняя мотыльков и крапивниц. Это была первая в её жизни весна. Новые, неведомые запахи и звуки будоражили воображение котенка, наполняя его только что начавшуюся жизнь чудесным содержанием. По прошествии года Дымка стала совсем взрослой кошкой. По временам я заходил попроведать Бориса Савельича и не без любопытства рассматривал его питомицу. По необъяснимым причинам некоторые животные особо привлекают к себе внимание. Иногда случается, они поражают нас какими-то редкими качествами или необычным поведением. Дымка принадлежала к их числу. Никогда прежде не встречал я кошек до такой степени аккуратных во всём. Шёрстка и лапки её содержались в безукоризненной чистоте. Поступь отличалась исключительной легкостью, а жесты изысканностью. Наблюдать за ней оказывалось столь же занятным, как восхищаться аллюром породистой лошади. Ещё одним достоинством нашей героини следовало назвать необыкновенные её глаза. Взгляд этого существа поражал особой осмысленностью, которая не всегда присуща и взору человека. Поймав его, всякий невольно чувствовал в этой твари загадочный, непостижимый звериный разум. – Дыма у меня дама с характером, – говорил Савельич не без гордости, гладя свою питомицу по серой шерсти. И действительно, ему одному позволяла она брать себя на руки и принимала от него еду. То была особа, знающая себе цену, требующая к себе соответствующего отношения, не разменивающаяся на нисходящие от людей подачки или ласки, к коим падки иные представительницы этого племени. Для её кормления на своём месте имелась специальная мисочка: всякая пища, бросаемая на пол, неизменно Дымкою отвергалась. Один раз Савельич выехал куда-то спешно, но пробыл дольше, нежели предполагал. Кошка в течение целой недели оставалась запертой в его жилище, не получая ровно никакой кормежки. Каковое же удивление испытали все, когда по возвращению хозяина обнаружили нетронутой, в спешке забытую на столе, тарелку с сохатиной. Однажды Дымка принесла котят. Они появились на свет в сарае, за грудой старого тряпья. Савельич отнёсся к этому происшествию с недовольством, но всё же оставил в доме пару, утопив прочих в ведре рукомойника. В воспитании котят Дымка показала себя заботливой матерью. Её детки также были чистоплотны и не нарушали установленного человеком порядка проживания. Спустя месяц и эти котята перешли какому-то приятелю Савельича. Бедная Дымка долго ещё искала их по закуткам чулана, непрестанно прислушиваясь и вглядываясь в темноту углов… Никто никогда не слышал от неё надоедного мяученья, каковое обычно испускают кошки при виде рыбы, а то и просто из блажи. В мурлыкании, что доносило это создание, проглядывались чисто человеческие интонации, с тем же богатейшим спектром оттенков. Им общалась она с котятами, им деликатно извещала старика о своих надобностях, им же справлялась по утрам о самочувствии Савельича: мол, «как почивал хозяин? не мучила ли опять спина?». Какое-то время я не наведывался в гости к Борису Савельичу по обстоятельству своего убытия в город. Появиться в тех местах мне довелось лишь осенью, в самую что ни на есть сырую пору. Дороги, будучи совершенно размыты дождями, выглядели сплошной грязной лужей. Войдя в знакомую дверь, я обнаружил хозяина сидящим на табуретке посреди комнаты. Попыхивая «беломором», он привычными движениями челнока латал жилковую сеть. На плите топящейся печи, в закопчённой кастрюльке варились большие круглые кольца-поплавки. Всё в его жилище находилось на своих местах. Не было только Дымки. Мы попили чая со зверобоем, поговорили о погоде, о рыбалке. Наконец, я поинтересовался: – Где твоя красавица-кошка? Почему-то не замечаю её у тебя. – А-а, – отвечал Савельич, – ты про Дыму… Нету, с лета ещё. Мне понадобилось тогда в райцентр ехать, лечиться. Кому ж я кошку оставлю кормить? Соседи по сентябрь на острове живут – огородом занимаются. Вот и кончил её, чтоб не мучилась. Без кошки я нынче. Ты вот что: капусты бы надо привезти с причала. Мотоцикл на ходу у тебя? Известие о гибели Дымки тронуло меня до глубины души. Как? Зачем? Какой причиной можно пояснить убийство этого доброго, умного существа? Я посмотрел старику в лицо и не заметил на нём ни малейшего признака сожаления. Всю жизнь Савельича, проведённую в суровых условиях поля, кошки ли, собаки ли, служили ему средством выживания. Они помогали на промысле, охраняли припасы от мышей и крыс, таскали гружёные нарты. Шкуры лаек – ловких, неутомимых охотниц, отважных в схватке со зверем, бесконечно преданных хозяину открытым своим собачьим сердцем – сдирались однажды для пошива унт и рукавиц. Неоспоримой властью человека участь братьев меньших решалась просто: когда – по потребности владельца, а то и по случайной его прихоти. Несколько месяцев спустя Борис Савельич незаметно умер в собственной постели после очередного запоя. Соседи нашли его только весной, выломав дощатую уличную дверь. Муниципалитет выделил бесплатный гроб, и после похорон, проходивших при отсутствии народа, развалюху полевика приказали незамедлительно снести. Туда подогнали трактор, подцепили трос. Когда же рабочие стали отключать электропроводку, то внутри балка, среди разбросанных вещей и битого стекла, вошедшими обнаружен был грязный, истощённый котёнок с пепельно-серой шерсткой и глазками цвета майского одуванчика. Он едва передвигался по полу, беззвучно открывая рот. Со сносом обветшавшей лачуги Шумкина – унылого монумента некогда преуспевающей экспедиции – уходила, растворялась в небытии история здешней геологоразведки, и этот крохотный, едва теплившийся комочек жизни, покинутый и беспомощный, будто пытающийся донести до нас нечто значимое, – олицетворял собой исчезающую эпоху. Неожиданно испугавшись рёва техники, малыш метнулся из под ног и исчез в пыльном хламе… На очистившемся месте в мановение ока выросла пивная палатка с разноцветными столиками и нескончаемым шумом музыки. Старые, покосившие избы уныло взирали пустыми глазницами на проезжавшие иномарки. Посёлок менял свой облик, менялись люди, их нравы, обычаи. Желая сохранить память о славной питомице Савельича, я разыскал котёнка и забрал к себе. С.Аносов, Бор

1 2 3 4 5 Просмотров: 721 | Добавил: master | Рейтинг: 0.0/0

Имя *:
Email *:
Все смайлы
Код *: