20:35 Ответ на запрос | |
Ответ на запрос Можно представить себе как начнется твой рабочий день – как обычно с телефонных звонков, внутренних разборок или очередных срочных запросов из министерства, но вот так с визита двух писателей вряд ли. Борис Черных и его друг, поддерживающий собрата писателя, поставили перед работниками музея, казалось бы, сложную задачу – подтвердить факт проживания в селе Туруханск Черных Ивана Дмитриевича с 1928 по 1930 год. Но, благодаря имеющемуся в библиотеке музея компакт-диску «Жертвы политического террора в СССР», подготовленному международным историко-просветительским, благотворительным и правозащитным обществом «Мемориал» в 2007 году, удалось достаточно быстро получить справку: «Черных Иван Дмитриевич Родился в 1899 г., с. Албазино Сковородинского р-на; Крестьянин. Проживал: с. Албазино Сковородинского р-на. Арестован 14 июня 1927 г. Приговорен: ОС при Коллегии ОГПУ 13 января 1928 г., обв.: по ст. 58-6, 58-11 УК РСФСР. Приговор: к 3 годам ссылки в Сибирь (Туруханский край) Реабилитирован 18 июня 1992 г. заключением прокурора Амурской области Источник Книга памяти Амурской обл. Номер дела: Дело П-78227» Приговорили к ссылке по обвинению в шпионаже и антисоветской деятельности. Чем же Иван Дмитриевич, невинно обвиненный, занимался в ссылке? Выяснением этого занялся его сын Борис. Через 2 года найденные ответы почтой были доставлены в Краеведческий музей Туруханского района. В своей статье «ОТЧЕ НАШ. Реквием» (Литературный альманах «Амур» за 2011, №10), Борис Иванович пишет: «Отца определили в плотницкую бригаду ссыльных, они рубят избы, ремонтируют бараки ещё царских времен. Тятя тоскует, но позвать к себе Гутю не смеет. Уж больно тяжела дальняя дорога. Притом на кого Гутя оставит деточек? Иван не догадывается о том, что замыслила Гутя. А Гутя замыслила отчаянное решёние. В Албазине она распродаёт всю домашность, снова обходит дворы, просит о складчине. Старики отговаривают Гутю: «Ну, куда ты ринешься с малыми? Это край света, там полярная ночь, морозы за пятьдесят». Она выслушивает, но … в пассажирском поезде, добирается до Красноярка. И по тем временам город Красноярск ей кажется огромным. Она снимает на трое суток избу, шлындает по крестьянскому базару, где продают и живность, в том числе лошадей. Она осматривает зубы жеребцам, выбирает подходящего, покупает. Покупает розвальни и большую попону, чтобы в ледовой дороге оберечь детей от простуды. Ждёт попутного обоза, в одиночку идти нельзя: лютуют волчьи стаи. Дождалась, уговорила старшого взять её в обоз. Старшой дивуется — лихая! Но берет её в обоз. Начинается, не побоюсь этого слова, героическая эпопея. Хорошо, мама Гутя с детских лет знала гоньбу и, повязав шалью лицо, гнала за мужиками, не отставала. На случайных полустанках сердобольные сибиряки давали привал на ночь, поили молоком детей и кормили картошкой. Рано утром, ещё в сумерках, обоз снова шёл в низовья… А ледовая дорога казалась бесконечной, но на десятые сутки перед ними неожиданно предстал Туруханск. Завывала метель. На высокой мачте у монастыря развевался чёрный стяг. Этот чёрный стяг был признанием, что день рабочий актирован, мужики сидели по избам. Нерабочий день пришёлся кстати — праздник для Черныхов. Тятя не мог наглядеться на ребятишек, вспоминала мама Гутя, даже прослезился. Мама считала его кремнёвым, и вдруг слёзы. Ожидая зимнего ненастья, ссыльные готовили припасы: сахар, соль, картошку, рыбу. С рыбой проблемы. Тогда власть придумала иезуитскую меру - русским запретили отлов, и это в низовьях Енисея, когда красная и белая рыба идёт косяками, в нерест можно весло стоймя ставить в улове. Местное племя кетов имело право брать из реки столько рыбы, сколько поднимут. Это тоже придумала власть. Кеты и поднимали. Солили в бочках, устраивали не продажу, а обмен: русские приносили им водку или самогон, а кеты отдавали хвосты. Что мешало самим кетам в магазинах брать спиртное? А тут другой закон - запрет действовал: не продавать малым сим водку: со пьются-де. Это глупость. Русские покупали поллитровки и шли по чумам или баракам кетов. Тятя наш быстро усвоил эти уроки, рыба была у него. Малосольная и просто мороженая. А когда есть рыба, жить можно.… Поэтому — рыба. Утром, на обед, на ужин. Впрочем, и на Амуре рыба всегда была в запасе. Ничего нового нет в обильных краях Сибири и Дальнего Востока, всё извечное. И даже непутёвая власть извечна. Мама Гутя принялась хозяйничать. Сосед тяти, седой ссыльный … ушёл к сотоварищам, и у Вани с Гутей оказалась комната и кухонька с печкой, ребятишки могли шалить и вволю смеяться… На третий день вьюга чуть утихомирилась, Ванечка вывел выводок на улицу, чтобы показать хотя бы часть Туруханска, но внезапно закашлялся. Мама Гутя увидела на белом снегу кровавый ошметок и сразу догадалась: у папы сдали лёгкие, может быть, ещё в камерах Благовещенска, но Ванечка не придавал значения своему нездоровью. Теперь же рядышком были Вадик, Гера и Гена. И мама Гутя дышала рядом. Мама заметила, что Ванечка спиной всё жмётся к печке. То был тоже признак беды. Что будет с малыми их детишками? Но надо дожить срок ссылки. После ссылки не упекли бы куда подальше. Здесь они вроде бы вольные, хотя каждый день отец отмечался в милиции. Теплятся трубы котельной и монастыря с коего сорваны купола и кресты, а из церковнослужителей (их недавно было пятеро) остался единственный. Остальных угнали в неизвестном направлении. Мама Гутя достала махонькую иконку, копию Албазинской Божией Матери, они походя молча молились. Гутя принялась писать в Москву, слёзно умоляя о пощаде. Кому она писала, вполне владею слогом? «Дедушке Калинину». О «дедушке» ходили легенды, и, видимо, тиран понимал, что эта добрая слава Калинина греет и власть в целом. И, представьте, однажды пришел ответ, на министерском бланке. После ссылки семья Черныхов может выбирать место жительства повсюду в России, кроме Албазина и Рухловского района. Тятя рассмеялся - какие мы, Гутя, грозные и опасные. Нельзя землепашествовать на родине. Но ни тятя, ни мама Гутя не ведали, что происходит в Албазине и на русском берегу Амура. Связь оказалась прерванной. Мама Гутя писала Тале Птицыной-Гавловской я сёстрам короткие письма, но ответом было молчание. Тятя, понимая своё положение, никому запроса не отправил. Знал: навредит не только семье. А в станице Албазин сотворялись трагические события. Был убит дед Дмитрий. Произошло это так. Не зная о том, что мама Гутя с внуками снялись с якоря и помчались к Ванечке, Дмитрий, тоскуя по сыну и внукам, решил навестить своих. Но посреди ледовой переправы, внезапно выпрыгнувшие из посадок пограничники, перегородили тропу: «Куда, мать-перемать, идёшь, отец? Граница отныне на замке». «К внучатам» – миролюбиво отвечал Дмитрий и пошёл далее. Вслед раздались выстрелы, Дмитрий упал. Пограничники, напуганные бессудной расправой, добили Дмитрия и спустили в ближнюю прорубь. Скрыть событие не смогли потому, что юные солдаты с погранзаставы ходили на танцульки в албазинский клуб и вышептали девахам правду»... Неспешно продолжает дальше свой рассказ Борис Иванович о событиях семейной жизни об умении выживать в условиях не человеческих о способности пережить уход из жизни родных и близких людей, о стремлении к свету и радости, о внуках и правнуках Ивана Дмитриевича Черныха. И хотя Иван Дмитриевич ушел из жизни, когда его сыну Борису было только 11 месяцев, и о реабилитации 1992 года он не узнает, но память и правда о нем пронеслись через десятилетия. А так как база данных общества «Мемориал» пополняется каждый год, то значит, потомкам можно будет отследить судьбы своих родных и сохранить их образ, созданный по скупым и казенным строчкам следственных дел. И остается уповать на Господа Бога, раз сами не в силах, чтобы не умножалась и не повторялась такая несправедливость на земле нашей. Т.Ю. Сергиенко, Краеведческий музей Туруханского района Прикрепления: Картинка 1 | |
|
Всего комментариев: 4 | |||||
| |||||